… Однажды мне очень захотелось гильзочку…
Ну да, детский грех волонтера, но кто сам не таскал металлолома из зоны АТО, пусть первым бросит в меня камень. Захотелось и захотелось. Сказано – сделано. Я пришла к артиллеристу Сашке, посмотрела на него печальными глазами и сказала – Саша, я очень хочу гильзочку. Саша удивленно приподнял бровь, спросил разрешения у командира выписать девочке подарок от подразделения (на этом месте пчелы начали что-то подозревать), дернул за рукав ближайшего сослуживца с текстом ‘давай принесем девочке гильзочку’ и убрел куда-то в Артиллерийские Говна. Кстати, сказать, Артиллерийские Говна – это особый злопакостный вид грязей, по сравнению с которыми, например, Пехотные Грязи – это почти пустыня Сахара. Траст ми, у меня богатейший опыт разбирания в сортах говен. Но впрочем я не о том. Так вот, при взгляде на спины удаляющихся артиллеристов пчелы в голове тревожно зажужжали, но делать было уже нечего и мы (с пчелами) остались ждать Гильзочку.
Гильзочка была прекрасна. Гильзочка была эпична. При некотором напряжении, если втянуть живот, я, наверное, могла бы в ней поселиться. Ну, во всяком случае это была первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я представила себе реакцию своей семьи, когда мы с Гильзочкой вдвоем придем в нашу крохотную хрущевку. Сашка внимательно наблюдал за флюктуациями моей мимики.
– А ты не знала, из чего я стреляю? – уточнил он
– Нууу, я знаю, как оно называется, – уклончиво ответила я.
Сашка махнул рукой куда-то в сторону Артиллерийских Говен и мирно пасущегося за кустами тиранозавра.
-… действительно, зачем арте тиранозавр? – вслух подумала я…
Гильзочку я удачно впарила Доку, расстроившемуся, что я не выпросила вторую для него, умудрившись даже сохранить выражение лица человека, расстающегося с самым дорогим без криков ‘спаситель вы наш’, столь неуместных не только при сватовстве, но и при дележе Гильзочек.
—-
Следующим объектом материальной культуры народов АТО в нашей машине стала Пепельница. Пепельница была той же тиранозаверьей породы, но уже не гильзой, а неразорвавшимся снарядом с отбитым носом, живущим в качестве, собственно, пепельницы на базе в Станице.
– Ой, какая милая – по-королевски махнула рукавом Катя, – я тоже такую хочу – и уплыла в направлении запаха кофе.
Мужики резво подхватили Пепельницу, вытряхнули из нее содержимое и в четыре руки закатили к нам в машину.
– Ээээ, Жень, а это что? – нервно увернулась от катящейся Пепельницы Катя на каком-то из поворотов.
– Это твоя новая пепельница, – безмятежно ответила я.
– Мляяя, я ж не всерьез…
– Ну, поздняк метаться.
Пепельница выгодно отличалась от Гребаного Чемодана (см. позже) дополнительной парой-тройкой килограмм весу и острыми гранями обломанного носа. При виде ее мой муж сказал, что он многое пережил за шестнадцать лет брака с долбоклюйкой, но на переноску Пепельницы он не пойдет никогда в жизни и пусть я немедля забуду об этом плане…
Пепельница жила у нас в машине полтора месяца и съездила с нами в зону АТО раз пять. Финал ее похождениям положила моя поездка за ребенком на дачу.
Меня остановила милиция на блокпосту на плотине через реку. Стояла ночь, ментам было скучно и они не придумали ничего умнее, чем попросить тетеньку средних лет на грязном бусике показать его содержимое.
… Я прикинула в уме. Под сиденьем у меня лежал мешок автоматных гильз для детских поделок, стреляная муха и, собственно, Пепельница…
– Понимаете, какое дело, мужики… – медленно и спокойно сказала я, держа руки на виду…
На следующий день мы сдали Пепельницу в Исторический музей. Волонтер, которого мы обманом уговорили перенести ее из машины, не разговаривает с нами до сих пор.
Долбоклюй
Dnepr.com
