Стояло начало августа 14-го года. Армия рвалась к границе по пыльным дорогам Донбасса, карта АТО перекраивалась каждый день названиями освобожденных поселков и городов и никто еще не знал ни про Иловайск, ни про Дебальцево, ни про все-все-все, что будет дальше. А Долбоклюй сидел в пабе возле работы и пил пиво с друзьями.
– Леха, – сказало пиво изнутри Долбоклюя. – Леха, а вот скажи мне, какого хера я с Майдана как гиперактивный хомячок, собираю тебе деньги и тягаю вещи, а потом ты их увозишь в туман войны, а я остаюсь тут пить пиво? Леха, уже война скоро кончится (Мироздание тихо хихикнуло с небес), возьми меня туда, а?
– Мля, – сказал Муж Долбоклюя, – я так и знал, – ударился головой об стол и замолчал.
Муж Долбоклюя – фигура эпическая и в чем-то даже легендарная. Флегматизм физика-экспериментатора отшлифован в нем надцатью годами жизни с гиперактивной водородной бомбой до степени стоицизма. Он готов ко всему. Он терпит все, только иногда говоря, что даже за убийство с особой жестокостью он бы уже вышел. Вверенный ему Долбоклюй дожил до своих почтенных лет только потому, что когда он окончательно попадает в халепу – муж грустно вздыхает, вытягивает Долбоклюя за ухо из болота, кормит борщом, предъявляет чисто вымытых детей и укладывает спать до завтра – все пройдет, милая, не переживай, прорвемся. Я его люблю, кстати, если кто не догадался.
Итак, Муж Долбоклюя ударился головой об стол и замолчал.
– Женя, ну вот скажи, нахера тебе это – спросил через стол Майкл. – Тебе надо непременно зольдатиков с рук покормить шоколадками, как швейковская баронесса?
– Иди нахер. – сказала я.
– Не, ну я серьезно!
– Майкл, щас получишь, – дружески предупредил Муж Долбоклюя – прячься быстро.
– Короче.- резюмировал Леха. – а действительно чего б нет. В 6 утра послезавтра ты с вымытой шеей и в гражданских неприметных шмотках – у меня.
– Мля, – сказал Муж Долбоклюя и ударился головой об стол еще раз. – Я знал, что вам нельзя вместе бухать.
В 6 утра послезавтра меня забросили на заднее сиденье буса и мы, злые и невыспавшиеся, поперли в сторону войны.
Я не знаю, как рассказать, но война тогда – до Иловайска, до Дебальцево, до тяжелой осенней грязи и черного зимнего снега была совсем другой. Армия – раздетая, измучанная, теряющая десятки человек в день – но побеждающая – рвалась к границе. С разбитых грузовиков бойцы в рваном дубке показывали знак ‘виктори’ и улыбались во все зубы, махали руками и орали. Армия рвалась к границе. И мы ехали туда же.
… Блокпост где-то под Севером был необычно хмур и неприветлив. Нас быстро осмотрели, рявкнули ‘проезжайте’ и даже не махнули рукой.
– Что-то у них тут такое странное, – задумчиво сказал Андрей.
Бус плавно зашел в очередной изгиб дороги.
– Бл***… – свистнул Леха.
Лес еще горел, разорванный полосой разрывов.
– Град, что ли?
– Да хер его знает, но хорошо, что мы полчаса назад тут не оказались… То-то они такие злые тут…
… Во дворе школы милиции айдаровцы с шутками и прибаутками меняли пленного. Переговорщик на дорогой машине нервничал и покрывался крупными каплями пота от айдаровских шуточек, Леся вопила ‘я пленного штопать не буду, мне ли не похер, довезут или нет’, а мы разгружали свои бесконечные ящики.
– Со спины, – предупредила Леся, становясь в кадр.
– Ага.
Я еще долго не умела фотографировать людей со стороны лица и с головами.
Мы разгрузили лекарства и поехали домой.
– На Победу надо, – сказал Леха. – договориться за лекарства.
– Какая тебе Победа, дело к вечеру?
– Пароли узнаем.
– Ночь же!
– Ну и ночь.
… На Победе, в огромном полевом госпитале, Леха застрял надолго. Мы сидели на снарядном ящике и пили кофе. Вита нервничала. Вита нервничала. Вита нервничала. Через полтора часа орали уже все. Наконец Леха появился.
– Какого черта? Восемь вечера, а мы еще до Старобельска не доехали? Нам пять часов до границы Зоны полоскаться!
– Ну давай тут еще станем поорем часа два.
И мы снова поехали.
… Ночной блокпост был неосвещен и раздражен. Чуть не въехав в темноте в бетонный блок, мы остановились. Бойцы не понимали еще идею паролей, все нервничали и дергались, мы шепотом пререкались с ними… Рядом со мной завозился заснувший полчаса назад Леха.
Щелчок предохранителя карабина разорвал тишину, кажется, на километр вокруг. Как и пять ответивших ему предохранителей автоматов.
– ЛЕХА!!! Какого???
– Блин, – сказал Леха, – блин. Мне приснилось, что нас сепары в плен берут…
В три часа ночи мы пили кофе на заправке Окко на границе Харькова.
– Ну как, посмотрела? – спросил Леха
– Угу. Больше наверное не поеду. Зачем?
Мироздание тихо хихикнуло сверху.
PS Все эти годы одним из главных ткскзть заветов и правил для меня было ‘только не швейковской баронессой’.
Долбоклюй
Dnepr.com
