… Ребенок С. плавно притормаживает бус и бросает через плечо –
– Девчонки, у нас там где-то по машине кола и шоколадки были…
– Дытыно, ты голодный? – всполашиваемся мы.
Вообще-то ребенок С. – двадцатилетний, здоровенный как лось, ультранацист из пригорода Х. Когда мы первый раз ехали с ним в АТО – мы стремались чуть ли не до истерики, пробивали его по всем ментовским базам (не найдя там ничего особо утешительного) и оставляли дома записки на тему с кем и куда мы уехали. Но делать было нечего, хочешь не хочешь – а ехать надо. Оказалось, что ребенок С. боится нас еще сильнее, чем мы его – в частности это проявляется тем, что молодой растущий организм стесняется попросить пожрать и не колется, что он устал от дороги… Когда мы случайно выясняем, что чуть его не доканали, мы включаем режим тетушек и начинаем проверять, что он покушал и в шапочке.
Кстати, публично мы называем его ребенком С. потому что у него невероятно редкое имя (он пытался в третьей поездке выиграть у нас сто баксов на том, что его зовут именно так и это не позывной), а нам как-то неудобно демонстрировать сейчас хлопанье тетушкинскими крыльями вокруг огромного спецназовца с его адскими приспособлениями и зарубками на прикладе (на самом деле нет, никто уже давно не портит приклады, но…)
– О господи, – устало отвечает ребенок С. – Нет, не голодный. Мы в ту сторону ехали – дите на блокпосту видели?
Мы пристыженно притихаем. Как ни странно – ребенок С. самое эмпатичное создание в нашем экипаже. Именно он всегда все замечает, всех жалеет, за всех переживает, а мы… как придется. Каждый раз нам стыдно. Вот и сейчас. Все мы видели десятилетку, с серьезным видом тусящего при блокпосте, но никому из нас не пришла в голову идея выдать ему, в каких-то адских этих гребенях без магазинов и других радостей жизни – шоколадку и бутылку колы.
Пацан дожидается одобрительного кивка старшего по блокпосту – ‘тащи, твоя добыча’ – и с сияющим видом тащит подарки в гнездо.
Я вспоминаю все стаи щенят, которые мы видим из окна проносящейся через зону АТО машины. Нет, в красной зоне мы их не видим практически – только рвущие сердце на части надписи на заборах ‘живут дети’, да мелочь на велосипедах в январьском Дебальцево, почему-то на велосипедах, не помню почему – которая иногда снится мне по ночам и я просыпаюсь в слезах от собственного воя… Но дети желтой и зеленой зон. Дети, привыкшие и сжившиеся с войной рядом, дети, создающие свой маленький игровой мир рядом с огромными, настоящими военными машинами, мужиками в камуфляже, рядом со всем этим, таким непонятным и таким привлекательным…
Вот они в Очеретино – один из них всегда дежурит на дороге и, стоит бусу притормозить – зовет всю стайку, и они облепляют машину, и начинают дерибанить фенечки, отдавая особое предпочтение красно-черным…
Вот банда, оккупировавшая Велику Кишеню в Севере – эти уже более переборчивы, они хотят шевроны и что-нибудь поинтереснее.
Вот малышня в Красике, наоборот продающая военным собственноручно сплетенные фенечки за сколько дадите, а если нет – так забирайте, слава Украине, но как же тут не дать им шоколадку или пару гривень…
А вот Константиновка, дети просят у нас военный паек… Черт его знает – им жрать нечего, или это опять-таки игра? Покупаем им пирожки, дети выраженно недовольны, но пирожки уносят…
Вот дети Новоайдара, просто встречающие проходящую мимо технику маханием лап и криками Слава Украине! Большие бронемашины гудят им, мехводы показывают белые зубы из-под шлемофонов, а десант машет руками.
Маленький мир под гусеницами большого, приживающийся, адаптирующийся, играющий в эту войну… Такой гибкий, такой симпатичный и так разрывающий сердце…
… но самым страшным кошмаром, от которого я всегда просыпаюсь в слезах, остается ребенок на велосипеде, возраста моего – моего! – старшего в январьском Дебальцево. Я просыпаюсь и кричу – я не понимаю, не понимаю, не понимаю, за что???
Долбоклюй
Dnepr.com
