…Сейчас я вам открою одну Страшную Волонтерскую Тайну (не переживайте, я потом убью всех свидетелей). Дело в том, что мы ээээ… очень неоднозначно относимся к заботливым украинским мамам. То есть ну да, с одной стороны вы все понимаете – мама, борщ в баночке, вязаные носки, закрутки, передать сыну на войну. Трогательно, честно, и приятно участвовать. С другой… ну как вам объяснить… вот именно тот момент, когда ты в последний день носишься с турбиной в жопе, которая (жопа) в свою очередь в мыле, пытаясь загрузить по десятку локаций тонну разнообразной снеди – и вот тот самый момент, когда ты уже понял, что вписываешься по времени, и тут ты вспоминаешь – МАМА!!! ЗАКРУТОЧКИ СЫНУ!!! Причем с неизбежностью заката ты и мама именно в этот момент в разных концах мегаполиса и город стоит в вечерней пробке. И ты садишься на пол и тихо плачешь. Потому что мамины закрутки – это святое…
Нда. Ну вот. Проблема усугублялась тем, что Зайка была не бусом, а пикапом, тоись, как вы понимаете, грузить большую часть ее надо было ровно перед выездом. Ну и отдельный фан, разумеется, был ночевать в Северодонецке, например…
Но до поры до времени мы справлялись, утешая себя тем, что если у нас таки кто-то украдет из пикапа соленые огурцы, то ну пусть закусывает, щасти йому…
Мамины Закрутки в этот раз были упакованы в красивый ящик весом примерно с чемодан и снабжены аккуратной наклейкой с номером телефона сына, локацией, подразделениями и прочими подробностями. Из сказанного выше также очевидно, что ящик с Мамиными Закрутками стоял на самом краю багажного отделения Зайки, что и сыграло свою зловещую роль в истории…
Мы лениво плюхали по пустой ночной трассе Соледар-Север. Где-то примерно in the middle of nowhere в моем зеркале появилась гаишная машина. Нас это никак не обеспокоило – мы были трезвые, с правами, на легальной машине и не нарушали никаких правил, Мы вообще местами очень законопослушны. Машина обогнала нас и показала остановку. Я достала права и документы на машину, один из гаишников (настоящих, не патрульная полиция, я уже забыла, когда их видела последний раз) стал рассматривать их при свете фонарика, а другой лениво обошел машину сзади и вроде бы заглянул в кузов. Я ответила на стандартные ни к чему не обязывающие вопросы, забрала права, тронулась и поехала, не оглядываясь…
… Мы припарковались в Леськином дворе и пошли разбираться, что мы забираем, а что бросаем в машине.
– Ну, если у нас украдут соленые огур… – привычно начала я…
– Ой, – сказала Катя. – А где Мамины Огурцы?
Пикап был открыт и маминых огурцов не было.
– Он не мог открыться сам, – сказала Катя.
– Катя, – сказала я – если б этот долбаный ящик с огурцами выпал на дорогу, это бы слышали не только мы, но и вся зона боевых действий, а сепары бы пожаловались в ОБСЕ за нарушение минских соглашений. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда…
Мы приуныли. Компенсировать потерю мы не могли. Что угодно иное мы бы купили – но где можно купить Мамины Огурцы??? Это был ужас. Это была трагедия. Это было почти непоправимо.
Впрочем, почти – не значит совсем. Что хорошо в военных – они всегда готовы продать душу, шеврон, комбрига и пару вражеских ушей за запас кофе. С ними легко в этом плане. Именно на этот факт мы и сделали ставку, вынеся пол-супермаркета в тогда-еще-Красноармейске. И поехали замаливать грехи.
Мы стояли под КП и краснели. Военный смотрел на нас с выразительным укором и драмой в глазах.
– Ну что ж, – сказал он… – конечно, я понимаю, так случилось…
Да, конечно… Кофе будем… И печеньки будем… И шоколадки будем… Спасибо… Вась, занеси коробки… Спасибо, ага…
Вася утащил коробки в гнездо. Мы мялись и краснели.
– Да, кстати, – сказал военный. – Ящик нашла на обочине следующая проезжающая машина. Они мне его уже отправили новой почтой. Вот.
– Твою ж, – экспрессивно сказала я.
– А за кофе все равно спасибо – ответил военный и с хихиканьем сбежал в свой милитаристский детский сад.
